Заброшенный в Голландию в самом конце 1941 года, радист Губерт Лауверс был схвачен гестаповцами 6 марта 42-го при облаве на одной из явочных квартир в Гааге, откуда вел радиопередачу на Лондон. Почти неделю агент провел без сна в застенках гестапо, допрашиваемый сменявшими друг друга тремя офицерами в черном. Однако голландец упрямо держался легенды, согласно которой был простым боевиком, явок не знал, встречали его опытные проводники, а то, что интересовало сейчас гестаповцев, ему знать не полагалось. Так проходил день за днем, допрос сменялся допросом, однако Лауверс обратил внимание на то, что гестаповцы его по-настоящему так и не пытали, ограничиваясь тем, что просто не давали ему спать, орали на него и слепили невыносимым светом яркой лампы. Он не знал еще тогда, что это было одно из условий договора, заключенного между шефом гаагского гестапо Йозефом Шрейдером и начальником военной контрразведки в Голландии майором Гискесом, состоявшего в том, что пойманные агенты из числа забрасываемых из Лондона после “предварительной психологической обработки” в гестапо, исключавшей физические пытки, будут передаваться лично ему для возможной перевербовки этих агентов на службу немцам.
Герман Гискес был доверенным лицом главы абвера адмирала Канариса, и представлял военную разведку в Голландии. В самом начале тридцатых годов, еще до прихода Гитлера к власти, Гискес одним из первых специалистов в области радиоразведки освоил так называемую “функшпиле”, а иначе - “технику радиоигры с противником”. Схематично эта “игра” заключалась в следующем: обнаруженного иностранного агента не арестовывают, а стараются подсунуть своего информатора, через которого передают заведомо фальшивые сведения. Эта фаза условно называлась “отравлением агента”. Затем, спустя какое-то время, агент арестовывается, ему представляют доказательства его многомесячной работы на абвер и требуют сотрудничества. Если он соглашается, абвер засыпает противника ложными сведениями. Если отказывается, его возвращают в гестапо, и дальнейшая судьба такого героя незавидна.
“Функшпиле” раскрыла дарование Гискеса с приходом нацистов к власти в Германии окончательно, и к 1940 году, когда вермахт начал широкое наступление в Западной Европе, майор стал одним из самых признанных асов радиодезинформации противника. После взятия гитлеровской армией Парижа Гискес налаживает работу абвера в оккупированной Франции, а спустя год его с повышением переводят в Нидерланды. Там военная контрразведка заняла реквизированное поместье и особняк конца прошлого века в пригороде Гааги - Шевенингене, куда доставляли перевербованных агентов для продолжения радиоигры.
Как только Лауверс попал в руки Гискеса, началось самое страшное его испытание. Гискес не пытал агента, он не кричал на него и даже не позволял себе проявления непочтительности по отношению к не желающему выдавать своих товарищей мученику-идеалисту. Но он открыл ему глаза на такие вещи, которые были ужаснее самых страшных пыток.
- Надеюсь, вы не думаете, Лауверс, что вы - первый из агентов УСО, попавший к нам в руки? - начал Гискес разговор, совершенно не походивший на те странно мягкие допросы, которые учиняли Лауверсу в гестапо после задержания. - Вас таких героев собралось у меня уже порядочное количество, и пока вы тянете время, лейтенант, Лондон будет продолжать забрасывать ваших товарищей, которые прямехонько с неба попадут к нам в руки. Я знаю про вас всё, Лауверс, я прекрасно осведомлен о том, что вас, идеалиста, англичане искусно обвели вокруг пальца, уверив в том, что будете сражаться за свою родину, однако большей лжи мне не доводилось слышать. Единственная цель англичан - разжечь здесь, в Голландии, братоубийственную войну, они искусно играют на вашем идеализме и хотят от вас и подобных вам настоящих патриотов-простаков, чтобы вы раздали оружие юнцам и безответственным элементам, дабы те залили страну кровью. Это безумие надо прекратить раз и навсегда, в противном случае Лондон будет слать сюда всё новых и новых людей. И я уже не смогу спасать их от гестапо, где, как вы знаете, обращение с диверсантами и террористами совсем иное...
Лауверс прекрасно знал, что ожидает пойманных агентов, но не это беспокоило его сейчас. Лично он смерти не боялся - мысль крутилась вокруг другого: кто предал?
- Вас всех предал ваш самый надежный товарищ и командир, - ответил на невысказанный вслух вопрос майор Гискес, - в ближайшее окружение которого нам удалось внедрить своего осведомителя. Не ведая того, он уже передал в Англию - с вашей помощью, заметьте! - массу нужных нам сведений. Так что могу вас поздравить, Лауверс, целых три месяца вы прилежно исполняли роль посредника между нашей разведкой и Лондоном, разрушая налаженную подпольную сеть, даже не подозревая об этом. Извольте убедиться в этом сами.
Вскоре Лауверс своими глазами удостоверился в том, в чем позже имел возможность удостовериться и Петер Дурлейн: в застенках гестапо и абвера находились почти все, кого он знал по разведработе. И к нему наконец пришло решение: обмануть немцев, согласившись работать на них, а на самом деле попытаться предупредить Лондон об опасности. Он хорошо помнил одно из важнейших указаний инструктора УСО: в критической ситуации агенту можно было рассказывать врагу все, включая код, однако одной вещи нельзя было выдавать даже под страхом собственной смерти - это был “контрольный пропуск”.
“Контрольный пропуск” был хитрой штукой, придуманной на случай поимки радиста. Состоял он в том, что передающий во время обычного сеанса умышленно допускал в тексте радиограммы определенную ошибку. Таким образом на приеме в Лондоне по отсутствию такой ошибки легко можно было определить, когда оператор работает под контролем противника. Лауверс решил рискнуть, и когда Гискес в очередной раз потребовал от него или “да” или “нет”, то он ответил “да”. Не прошло и часа, как он уже входил в так хорошо знакомую ему комнату, откуда неделю назад его увели гестаповцы со скрученными руками. С того момента в этой комнате не изменилось ничего, как будто последний сеанс связи с Лондоном был всего лишь вчера.
...Как известно, у каждого радиста своя собственная манера работы на ключе, свой особенный стиль, который называется его “почерком”, и этот почерк невозможно подделать, не вызвав подозрения на приеме. Немцы были заинтересованы сохранить этот канал связи как можно дольше, и потому предупредили голландца, что если он будет хитрить, то окажется в гестапо уже навсегда. В квартире сидел немецкий радист, прекрасно знакомый с почерком Лауверса, но Лауверс считал, что запросто сможет его оставить вне игры. Однако немцы знали все-таки больше, чем казалось, потому что как только голландец настроился на свою волну, Гискес ошарашил его одной-единственной, но убийственной фразой:
- И, разумеется, лейтенант Лауверс, не забудьте про свой “контрольный пропуск”!
Лауверс обомлел. Осведомленность абверовца означала только одно: предательство на самом высоком уровне, потому что от рядовых радистов про “контрольный пропуск” немцы узнать вряд ли смогли. Смешавшись, он пошел ва-банк:
- Ну конечно же, и “пропуск”... Но в нем нет ничего существенного - просто между группами я должен ставить “Step” вместо “Stop”, только и всего.
- Что-то все слишком просто! - не поверил Гискес. - Вы должны себе отдавать отчет в том, что с вами будет, если вы солгали.
На самом деле “пропуск” был совершенно иным: в случае, если все в порядке, Лауверсу следовало делать лишнюю паузу каждые шестнадцать знаков, однако разоблачить голландца на данном этапе немец не мог, потому что о свойстве “пропуска” знали только два человека на свете - Лауверс и радист, принимавший его радиограммы в Лондоне. Зато хитрый Гискес оказался готов и к такому повороту - он прекрасно понимал, что если Лауверс обманул его, то англичане дадут уклончивый ответ, попросят еще раз повторить передачу или что-то вроде этого. Каждый раз, когда “функшпиле” не удавалась, дело обстояло именно так. Радист понуро надел наушники и начал передавать подготовленный и зашифрованный Гискесом текст, из которого следовало, что последняя заброска парашютистов-диверсантов из Лондона прошла нормально. Он не воспользовался “пропуском” и приготовился к неизбежной расправе, но иначе поступить не мог - он не мог допустить, чтобы пострадали его товарищи по борьбе, которые только готовятся к заброске, полны надежд и планов и ни о чем не подозревают. Он был просто обязан предупредить их о грозящей опасности даже ценой собственной жизни!
После десятиминутной передачи Гискес подал знак опытному радисту-немцу, дежурившему рядом, и тот взял наушники, чтобы самому выслушать ответ. Гискес стоял рядом, поскрипывая сапогами, и наконец немецкий радист вскинул голову: Лондон отвечал. Эсэсовец начал записывать цифры, и закончив, протянул листок Гискесу:
- Отвечают, что все поняли, прием закончен.
У Лауверса помутнело в глазах. Англичане ответили так, словно они не заметили отсутствия “контрольного пропуска”. Неужели и на самом деле не заметили?!
Он ничего не мог понять, но решил продолжить свою собственную игру на следующем сеансе.
...Через три дня радиостанцию Лауверса перевезли из гаагской явочной квартиры в подвал резиденции Гискеса, где был оборудован специальный зал для контроля и передачи сообщений. На этот раз текст, сочиненный абверовскими дезинформаторами, был гораздо длиннее: наверняка в нем содержались данные о мифических перемещениях гитлеровских войск и сооружении несуществующих военных объектов, якобы добытые заброшенными накануне агентами. Через десять минут после окончания передачи из Лондона пришел четкий и ясный ответ, что всё поняли. Во второй части ответного послания содержались сведения о готовящейся заброске следующего агента. Лауверс похолодел - выходит, англичане и на этот раз не заметили отсутствия “контрольного пропуска”! Это было настолько невероятно, что не хотелось в это верить.
Но верить все же приходилось. На следующем сеансе радиосвязи англичане подтвердили намечающуюся выброску агента и установили день, час и место. Гискес, решив проверить надежность канала связи, предложил перенести место приземления агента на другую площадку. Но Лауверс наконец понял, что решив перехитрить немцев, он прежде всего перехитрил сам себя, и вдруг наотрез отказался работать дальше. Гискес не удивился этому демаршу отчаявшегося человека, но поступил с чисто эсэсовской расчетливостью - он сообщил Лауверсу о том, что жизни всех его товарищей, которые не пошли на сделку с абвером, теперь зависят только от голландца.
- Учтите следующее, лейтенант, - без тени всякого раздражения втолковывал он Лауверсу. - С вашей помощью, или без вашей помощи, но мы всё равно поймаем этого человека. Вам это прекрасно известно, и вы знаете наши возможности. Но я получил от главного командования заверение, что, пока вы участвуете в моей операции, ваши товарищи будут находиться здесь в моем личном распоряжении, а значит, в безопасности. В случае вашего отказа я буду вынужден передать их в гестапо. Вместе с вами.
...Через несколько дней Гискес поздравил Лауверса с хорошо выполненной работой и сообщил ему, что агент, присланный из Лондона, взят на месте приземления. Теперь голландец должен передать в Лондон, что агент прошел благополучно и запросить дальнейших инструкций. В этот день Лауверс решил действовать более решительно, чего бы это ему ни стоило. Он воспользовался тем обстоятельством, что радиопередачи не записывались на магнитофон, и когда контролирующий голландца офицер-радист на мгновение снял наушники, открытым текстом передал в эфир одно-единственное слово: “В-З-Я - Т”.
На удивление, это самоуправство сошло Лауверсу с рук. Хоть контролер и заметил, что его подопечный изменил порядок цифр, которые ему надлежало передать, но посчитал, что Лауверс просто сбился. Немец явно не понял по-английски: лишнее слово было погребено в куче цифр, и ему просто не пришло в голову, что радист мог передавать открытым текстом. Он приказал повторить передачу, и Лауверс, окрыленный первым успехом, повторил свое предупреждение Лондону.
На этот раз немец сразу заподозрил неладное и вырвал ключ из рук голландца.
- Вы спятили, Лауверс! - заорал он. - Что вы делаете?!
Но в этот момент на линию вышел Лондон:
“Не поняли. Повторите”.
- Вот видите, Лауверс, они не поняли. - недовольно проворчал немец, и Лауверс понял, что немец все же не уловил смысла переданных лишних знаков. - Давайте еще раз, но смотрите у меня!
Лауверс начал передавать текст в третий раз, и снова, делая вид, что ошибся, пустил в эфир сигнал “В-З-Я - Т”. Невероятно, но немец, не будучи идиотом, опять ничего не понял, приписав это усталости голландца. Пока ждали ответа, он выговаривал Лауверсу за небрежность в работе, и прервался только тогда, когда из Лондона пришел трижды повторенный ответ: “Вас понял!”.
...Через несколько дней англичане приступили к заброске на территорию Голландии десяти новых агентов - это были инструкторы и радисты для поддержки постоянной связи между группами во главе с видным деятелем голландского Сопротивления, бывшим профессором физики Утрехтского университета Георгом Ямбросом. Операция носила название “Северный полюс” и ее целью было внезапное нападение на все немецкие радиостанции и береговые батареи в Нидерландах. Нет нужды лишний раз объяснять, что все парашютисты попали прямо в руки гестапо на месте высадки - не ушел ни один. Захваченные радисты-голландцы вскоре очутились в резиденции абвера в Шевенингене, и ими занялся лично майор Гискес. Однако всех их вскорости пришлось отправить назад в гестапо - никто не хотел становиться предателем и все погибли впоследствии в концлагерях.
Для Лауверса известие о заброске диверсантов после его четкого и ясного предупреждения было как гром с ясного неба. Сначала он подумал, что англичане опять ничего не поняли, но потом к нему пришло страшное прозрение: в штабе УСО в Лондоне завелся предатель! Во время следующего сеанса, когда ему приказали передать сообщение, что диверсанты приступили к действию, Лауверс под видом проверки аппаратуры умудрился передать в Лондон короткое сообщение: “Работаю на джерри!” (*2). Немцы, сидевшие в этот момент без наушников, ни о чем не догадались. Лауверс выжидал, и во время передачи он выбрал момент и передал снова: “Работаю на фрицев с 6-го марта!”. Англичане на это тотчас ответили: “Вас поняли. Ждите дальнейших указаний. Примите все меры предосторожности”.
Лауверс посчитал, что это должно означать: “Все поняли, продолжайте делать вид, будто все идет по-старому”.
Однако он жестоко ошибался.
...Все лето англичане продолжали засылать в Голландию своих агентов, которые с потрясающей легкостью становились добычей гестапо. В короткий срок голландское движение Сопротивления было дезорганизовано настолько, что не могло вести сколько-нибудь эффективной борьбы против оккупантов. В качестве особых заслуг Гискес не допустил отправки Лауверса в Маутхаузен, куда в конце концов были вывезены и где были казнены или умерли от лишений все агенты, не пожелавшие сотрудничать с немцами, а оставил его в голландской тюрьме, где положение заключенных было получше, нежели в концлагерях. Но напрасно Лауверс убеждал других заключенных тюрьмы Гаарен в том, что он не предатель и, сохранив свой “контрольный пропуск”, неоднократно предупреждал англичан о провале. В то же время нашлись и такие, которые верили в невиновность Лауверса, потому что очутились в аналогичном положении. Они-то и раскрыли радисту глаза на одно очень неприглядное соображение: версия об немецком шпионе в английском штабе - всего лишь версия, не выдерживающая никакой критики, а на самом деле англичане намеренно уничтожают кадры голландской агентуры, с какой целью - это уже другой вопрос, но то, что голландцы приносятся в жертву какому-то глобальному британскому плану, это факт.
